К12-5

[1-s D.Gray-Man]

Аллен. Завязнуть в собственном безумии и одиночестве.

@темы: Allen Walker

Comments

[Гость]

1711 слов, беготня ОП по вокзалу, не то чтобы совсем безумие. Таймлайн - перед 210-й

Хэй-хоу, дамы и господа,
Хэй-хоу, сегодня на арене Аллен Уолкер, единственный в мире клоун-невидимка.
Он, можно сказать, образцовый путешественник. Деньги уложены на дно ботинка, шрам заклеен свежим пластырем, призраки надёжно упрятаны внутри, свежий билет похрустывает в кармане клетчатых штанов.
Аллен всегда покупает билет. Даже если на него приходится тратить последние деньги, а потом до самой конечной давиться слюной, когда работяги в синих комбинезонах разворачивают свои ленчи – упоительно пахнущую дешёвую колбасу и куски сладкого хлеба в промасленной бумаге.
Дело, разумеется, не в особом уважении к железнодорожным правилам и не в гордости, которая не позволяет людям перебегать из тамбура в тамбур и прятаться от кондукторов в уборных.
В первые дни Аллен наоборот старался ездить «на шару», чтобы лишний раз не светиться в кассах, но после двух довольно-таки неприятных историй понял: лучший способ остаться незамеченным – передвигаться в толпе.
Бродягой может быть тот, кому нечего скрывать. Если ты беглец – ты просто обязан выглядеть прилично.

- Эй, парень. Вставай давай, ага? Нашёл будуар, м-мать…
Аллен моргает раз, моргает другой, но ресницы не хотят разлепляться, хоть ты тресни.
Наверное, вчера ему в глаза как-нибудь нечаянно попал клей для парика.
Наверное, вчера он здорово устал на миссии.
Отстаньте, инспектор, бормочет он, пытаясь перевернуться на другой бок, заслониться от бесцеремонно тормошащей его руки, пожалуйста, ещё полчаса. Джерри оставит мне завтрак, инспектор…
- Тебе, тебе говорю, ага, - мутное синее пятно перед глазами плотнеет, заслоняет свет. – Инспектора ему! Хватит и констебля. Давай-давай, раздупляйся.
Аллен распахивает глаза и не успевает даже испугаться, хотя спать на вокзале – это плохо.
Однако если уж ты заснул где не следовало, а потом ухитрился проснуться - пугаться поздно.
Надо радоваться.
Хуже быть не может, чем заснуть там, где люди ходят туда и сюда, уезжают и приезжают, разные люди, не только люди, совсем не люди ходят тут, и везде, они везде…
- Ай хорошо гульнул вчера, - прищёлкивает языком полицейский, снова встряхивая его за плечо. – Ай, молодец. Пацан ешё, а ни стыда, ни совести. Кругом дамы, ребятишки… Стыдоба, ага?
- Ага, сэр, - выдавливает из себя Аллен. Реальность снова становится плотной, синее с искрами пятно, как ему и положено, сгущается в мундир уличного «бобби».
Аллен бросает взгляд на часы – без четверти семь, а поезд приходит в семь сорок. Это ему повезло. С остолопом этим в форме тоже повезло.
- Из Йорка, небось?
Аллен неопределённо мотает головой – не соглашаясь, не отрицая, стряхивая остатки сна. Ноздри щекочет запах кофе и жареного теста, в уши вливается привычный вокзальный рокот. Где-то внизу тягуче, переливчато играет шарманка.
- Да вижу, что из Йорка. У вас там все долбанутые. Так уж ведётся, ага.
Полицейский подкручивает пальцем усы, очень довольный своей проницательностью. Аллен рассеянно улыбается, распрямляя затёкшую спину. Наверняка у него там сейчас британский герб в зеркальном отражении – перепечатался со скамейной спинки, пока Аллен спал.
- Что лыбишься-то? – снова раздражается полицейский, и Аллен чувствует, что от него самого неслабо шибает сидром. - В участок ведь сведу. За нарушение, значится, благопристойности в публичном месте и всё такое.
Аллен машинально кивает снова.
Аллен слушает шарманку: раз-два-три, раз-дватри, раз-дватри, раз-два.
Аллен наблюдает, как возле лотка с вафлями пухлый серьёзный очкарик в матросском костюме теребит за рукав даму в чёрном.
Раз – дватри, раз-два, в руках у вафельщика – половник, в половнике джем, наверное, вишнёвый. Раз-два, на даме траур, а очкарику лет шесть.
У него белокурые кудряшки, у него на груди - большой белый бант. А цепи – они тёмные, как чугун, и кажется, что тянутся прямо из банта.
Раз-два-три, раз-дватри, раз-дватри, раз-два.
- За нарушение приличности в нетрезвом виде, - перечисляет полицейский, - за нетрезвый вид в приличном…

Бежать – это просто, особенно когда ты Аллен Уолкер, чудо-клоун, и оглядываться в этом побеге не приходится, глаза нужны тебе совсем для другого.
Чистая сила предупредит, если акума рядом, а проклятый глаз покажет их раньше, чем они успеют заметить тебя.
Тёмная память отзовётся тоскливой, тягучей тошнотой, когда Апокриф подбирается слишком близко – в такие дни Аллен бросает всё и срывается с места, а ещё в такие дни он очень много улыбается и совсем не хочет есть, такие вот дела.
Аллен балансирует между двумя пропастями как гимнаст на канате – без страховки, разумеется, без страховки, потому что каждая страховка в любой момент может превратиться в привязь или даже в цепь, спросите хоть у кого.
Так что - хэй-хоу, дамы и господа, сегодня с вами Аллен Уолкер и его круглосуточная пантомима с трюками и акробатикой.
Сегодня с вами Аллен Уолкер, человек, который путешествует по миру, не закрывая глаз.

Раз-два-три-раздва.
Грязный кокон - склонённая голова, руки в кандалах, – плывёт у мальчишки над плечом, точно самый мерзкий воздушный шарик на свете.
- Эй, куда уставился? – полицейский щёлкает пальцами у Аллена перед носом и почти с восхищением констатирует:
– Во набебенился-то вчера. Глаза в разные стороны смотрят…
Медленно, медленно (раздва-три, раз-два) мальчишка поворачивает круглую физиономию - и мёртвое слепое лицо, брезжащее над ним, поворачивается тоже. В оплывшую глазницу вплавился металлический ободок: кажется, при жизни хозяин носил пенсне. На гладком черепе лежат жидкие, как у несвежего утопленника, пряди цвета гниющей соломы.
Когда-то они вились, это заметно до сих пор.
- За спиной, - произносит Аллен одними губами и тычет пальцем, показывая, где.
- Слышь, козёл, - говорит на это полицейский.
Слышь, говорит он, ты, шут гороховый. Ага.
А потом полицейский смотрит туда, куда показывает Аллен, и говорит:
- А-а-ааа!
Потому что все в таких случаях говорят «Ааааа», и на «Чё?» хватает только самых стойких.
И вдруг полицейский изо всех сил толкает Аллена в грудь, и пригнувшись, быстро-быстро семенит к выходу из вокзала. Он придерживает каску и петляет, как заяц, но он не бежит.
Это не от храбрости, догадывается Аллен; бобби просто боится, что все остальные увидят и побегут тоже, и в суматохе ему не удастся уйти. Ага.
Раздва-три раз-два, заходится внизу шарманка; раз-два, три-раз-два, пульсирует, наливаясь горячей тяжестью, левая рука Аллена. Там, у лотка, роли поменялись: уже дама в чёрном дёргает за рукав мальчишку, а тот застыл, приоткрыв рот и выпучив глаза – пустые, бездумные глаза, горящие голодом и злобой.
Там, у лотка, тварь встаёт на носочки новых ботинок, которые совсем недавно кто-то (может быть, папа) купил мальчику. И крутит головой мальчика, как гончая, почуявшая добычу. Снимает бессмысленные очки.
Р-раз-дватри, раз – уровень раз, уровень первый, глупый акума, слышу звон, не знаю, где он.
Первый уровень – на счёт раз; на один коготь Джокера, стоит только позвать.
Какая-то часть Аллена хочет этого больше всего на свете - но вместо этого он сидит смирно и повторяет одними губами: раз-два-три.
Отвернись, забудь, как видеть, раздва-три, прости меня, раз-два, раз: безумный воздушный шар качается в воздухе, будто под ветром, чёрная пасть разинута в беззвучном крике.
Что тебе стоит отвернуться.
Я хочу, чтобы ты отвернулся.
Я хочу.
Раз-два, раз-два-три.
- Да шевелитесь вы! – истошно кричит траурная дама, и перепуганный торговец суёт ей целую стопку горячих, капающих джемом вафель на бумажной тарелке, - а она дрожащими руками тычет её чуть ли не в нос мальчишке: на, на, ты же просил.
Ты же просил, ну вот, подуй, ради бога, да что с ним такое, ну ешь свои вафли, видишь, как ты любишь, только пожалуйста, не нужно так страшно…
Раз-два-три, раз-два, в последний раз отзывается внутри Аллена.
Медленно, как проржавевший комурин, тварь в облике ребёнка поднимает руку, запихивает в рот сразу две вафли и размеренно, с хрустом начинает жевать
(раз-два-три, не пропустите, только а нашем цирке – демоны, которых можно отвлечь вафлями, бедный вафельщик, такая реклама, а никто не видит)
Акума жрёт жадно, не вытирая стекающий на грудь джем, набивая рот всё новыми кусками горячего теста, крошки падают на пол, дама в ужасе прижала руки к груди. Акума жрёт так, словно, о господи, и вправду рассчитывает утолить этим голод – и тогда, подхватив сумку, Аллен Уолкер встаёт и идёт спускаться на перрон.
Не бежит, ага.

[Гость]

концовка

Спустя двадцать минут он – целый, живой, сна ни в одном глазу – сидит у окна поезда и думает о том, что, пожалуй, у него неплохо получается.
Он улыбается соседке – полноватой старушке с ясными фиалковыми глазами. Старушка называет его сударем, и угощает карамельками, и почему-то кажется похожей на поседевшую Миранду, так что Аллен улыбается ей особенно приветливо.
Аллен думает: это могло бы стать выходом.
Собственная тайная война, ага.
Тысячелетний Граф ясно дал понять, что не остановится, пока не заполучит Четырнадцатого. А разве не дать Графу то, что нужно ему больше всего - не достойная цель для экзорциста Чёрного Ордена? Разве не достойная цель – унести своё проклятие в себе, как уносят от людей заразу, сделать так, чтобы больше от неё никто не пострадал?
Так что это и в самом деле неплохое решение, то есть имеется в виду долгое-долгое путешествие. Ни в коем случае не бегство.
В крайнем случае, организованное отступление.
Гастроли.
Представим себе, что он будет путешествовать из города в город, избегая больших трупп, снимаясь с места каждый раз, как только почувствует особое, не пахнущее ничем дыхание за спиной.
Будет каждый день выходить на сцену, видеть смеющихся детей и нарядных взрослых, жонглировать булавами и петь весёлые песенки - благо на отсутствие слуха жаловаться не приходится. А если среди детишек попадутся такие, у которых цепи в груди - что ж, у него будет способ заставить их
(есть вафли)
уйти, ведь со временем он выучит много песенок. Нет, разумеется, разумеется, не все – но, по крайней мере, их будет достаточно, чтобы сохранить Аллену Уолкеру жизнь и позволить ему двигаться дальше.
Он будет каждое утро прилежно накладывать грим в общей уборной, соблюдая очередь. Никто ведь не знает, что уборная ему на фиг не впёрлась, и перед выступлениями Аллен красится вслепую, глядя в совсем чужое лицо, улыбающееся ему из-за стекла.
Ну что ж, значит, он будет накладывать маску Маны на лицо его брата, пока рано или поздно ему не станет плевать на то, что там отражается в зеркале.
Главное в нашем деле – не останавливаться, ведь так?
Он и не собирался.
Разумеется, рано или поздно его физиономия, даже скрытая гримом, примелькается в портовых городах. Тогда он переберётся вглубь страны, а может быть, и в другое государство - ведь жизнь слишком печальна, а клоуны нужны везде. Особенно (не забываем!) умеющие отжаться от пола три тысячи раз на пальцах одной руки.
Запах цирка, который два месяца назад ударил ему в нос не хуже кулака - опилки, и пот, и дешёвая пудра, острая вонь звериных клеток пополам с ароматом пончиков – способен отбивать нюх ищейкам. Запах цирка был запахом тоски и страха - но и запахом Маны он был тоже, так что Аллену нужно только подождать, пока этот запах пропитает его целиком, сделает неуловимым.

А потом он заведёт собаку.

- Вы плачете? Сударь, почему вы плачете? Вам дурно?

[Гость]

И автор гарантирует, что у него есть прода.

[Тавис]

автор, это весьма захватывающе, психоделично и вообще с удовольствием почитала бы продолжение.
не з.

[Siegfrieda]

Мимокрокодил люто хочет вас любить
Это охрененно круто, и вхарактерно, и психологично, и страшно, и красочно, и бобби, какой бобби, м-мать!
И слышу звон, не знаю, где он.
И британский герб.
И белый бант.
И реклама.
И собака.

В общем, мне понравилось всё, вы чудесны, где и когда можно прочитать продолжение?

[Лунный дождь]

А если среди детишек попадутся такие, у которых цепи в груди - что ж, у него будет способ заставить их
(есть вафли)
уйти, ведь со временем он выучит много песенок.

Ухххх . Чем-то Кинга мне напомнило, который Стивен *__*

Он будет каждое утро прилежно накладывать грим в общей уборной, соблюдая очередь. Никто ведь не знает, что уборная ему на фиг не впёрлась, и перед выступлениями Аллен красится вслепую, глядя в совсем чужое лицо, улыбающееся ему из-за стекла.

**

Блин, шикарно, жалею, что не прочитала раньше) А вот проду мне было бы боязно читать, признаться. Все-таки Аллен - мой любимый персонаж дигры

[Mysterious hooded man]

Автор, хочу дальше, хотя меня несколько напрягает Аллен, который не убивает акума совсем-совсем, но я хочу дальше. Заказчик.

[Aizawa]

Слушайте, читатели, спасибо вам огромное на добром слове. Автор тормоз, что уж там.
Mysterious hooded man,

несколько напрягает Аллен, который не убивает акума совсем-совсем

а на то и прода. выложу же.

Siegfrieda, очень приятно!
у нас какие-то общие кинки, видать, в текстах )

Грач такой чёрный, спасибо! *_*

[Aizawa]

Слушайте, читатели, спасибо вам огромное на добром слове. Автор тормоз, что уж там.
Mysterious hooded man,

несколько напрягает Аллен, который не убивает акума совсем-совсем

а на то и прода. выложу же.

Siegfrieda, очень приятно!
у нас какие-то общие кинки, видать, в текстах )

Грач такой чёрный, спасибо! *_*

[Mysterious hooded man]

Aizawa, тогда жду)

[Marlek]

Деньги уложены на дно ботинка, шрам заклеен свежим пластырем

юотинки первыми снимают, надо в пояс прятать.

Особенно (не забываем!) умеющие отжаться от пола три тысячи раз на пальцах одной руки.

не от спинки стула?

А потом он заведёт собаку.

здесь плакала я.
замечательная работа. Спасибо большое.

А продолжение только обещанное или уже есть?

[Aizawa]

Marlek,

не от спинки стула?

а от чего угодно. ) но со спинкой стула даже круче, это я согласен. если буду ещё где-нибудь вешать - поправлю )

ботинки первыми снимают, надо в пояс прятать.

дык ботинки на обыске снимают, а он боится пока не обыска, а что тупо деньги сопрут или он сам потеряет...

тебе большое спасибо за отзыв.

продолжение только обещанное или уже есть?

есть! оно не удовлетворяет меня качеством своим, страшная болезнь "недописец" всё ещё одолеваэ меня...

[Marlek]

Aizawa, в смысле в первых главах так было, от спинки стула, мне показалось, это отсылка, нет?

дык ботинки на обыске снимают, а он боится пока не обыска, а что тупо деньги сопрут или он сам потеряет...

так когда грабят, ботинки всегда забирают-обувь всегда была ценна+босой человек за тобой не угонится.

страшная болезнь "недописец" всё ещё одолеваэ меня...

*пристально смотрит на болезнь*